Льюис Хэмилтон: «Когда нужно — я прихожу и побеждаю»

— Некоторые заголовки гласят: «Льюис Хэмилтон станет величайшим гонщиком в истории Формулы-1». Другие: «Льюис Хэмилтон уже является лучшим гонщиком Формулы-1 всех времен». Что думаете по этому поводу?

— Этого-то я и хотел! (смеется) Безусловно, к этому я и стремился. Ради этого я работал двадцать три года — да, я гоняю уже целых двадцать три года. Начал в восемь лет, а теперь мне тридцать один, и все это время я пытался стать лучшим. Только об этом и мечтал. Зачем скромничать? В десять лет я пошел в Макларен. Айртон Сенна был моим любимым гонщиком, я хотел стать таким, как он. Я ему так и сказал: «Эй, сэр, меня зовут Льюис Хэмилтон, я недавно выиграл чемпионат Британии. Когда-нибудь я стану гонщиком Формулы-1 и чемпионом мира на вашей машине. Стану чемпионом мира Формулы-1 с вашей машиной». Через три года он подписал со мной контракт, а десять лет спустя я выиграл чемпионат мира на его машине.

— Я где-то читал, что вы решили стать гонщиком Формулы-1 в шесть лет.

— А большинство людей не знают, чем хотят заниматься, даже в двадцать пять лет.

— Это правда. Многие постоянно мечутся от одного к другому. В шесть лет хочется стать пожарником, в десять — полицейским. А как вы поняли, кем хотите стать, в столь юном возрасте?

— Ну, я выбирал из двух вариантов: либо Супермен — до сих пор не отказался бы от такой перспективы, либо гонщик Формулы-1. Естественно, с Суперменом не срослось, так что я остановился на втором варианте.

— Что же вы так плюнули на свою мечту… Не опускайте руки!

— (смеется) Верно, вы правы. Собственно, других планов у меня и не было, только эти. В футболисты я идти не собирался. Хотелось заниматься музыкой, но когда я смотрел на артистов, у меня не проносилась мысль: «Хочу стать как они». Это было иначе. А с гонками все было ясно с самого начала.

— Слышал фрагменты некоторых ваших песен — очень неплохо звучит. Вы уже стали лучшим в мире в чем-то одном, но стать первым в разных направлениях очень непросто. Как вы начали записывать музыку, и когда можно ожидать завершенный микстейп или альбом?

— Канье часто говорит, что если какое-то дело делаешь хорошо, то очень легко ограничить себя им от других занятий. Но я считаю, что перейти этот мостик, это перекресток не так уж трудно — не стоит этого бояться. Не обязательно любить только одно занятие в жизни. Никто не мешает заниматься и чем-нибудь другим. Я начал играть на гитаре в 13 лет. Спустя некоторое время у меня уже были готовы несколько песен под гитару, я написал сборник стихов. Мне было очень грустно, что у меня слабый голос. Не получались многие вокальные приемы, которые я пытался использовать, но я хотя бы это осознавал. Поэтому решил так: «Нужно брать уроки вокала и заниматься, заниматься, заниматься и еще раз заниматься». Прогресс был очевиден; у меня уже около 250 песен, которые я написал сам или в соавторстве с другими людьми. Если честно, я уже столько времени и сил посвятил этому, что хочется поделиться со своими фанатами. Хочу, чтобы они их услышали; гонщику, который работает на разные крупные компании, трудно поддерживать душевную связь с фанатами. Все вечно спрашивают что-то вроде: «Ну как там новые шины?» И так каждую долбаную неделю, а я только и отвечаю: «Как всегда». (смеется) Но при желании можно выплеснуть все, что накопилось в твоем сердце. На самом деле, можно говорить все, что душе угодно, и плевать, что по этому поводу скажут спонсоры.

— Сестры Уильямс, Тайгер Вудс, Джеки Робинсон — у всех них есть какие-то особенные истории о том, как они шли против предрассудков, пробиваясь в преимущественно «белый» спорт. О вас я ничего подобного не читал.

— Ну да, в смысле… Я часто сравниваю свою жизнь с фильмом «Крутые виражи». Это один из моих любимых фильмов. У Ямайки никогда не было команды по бобслею. Когда они спрашивали у людей: «Вы бы хотели спонсировать бобслейную команду Ямайки?» — им смеялись в лицо. Мой папа примерно то же самое говорил мне, когда я ходил во все эти крупные компании: «А ты сам бы хотел спонсировать первого чернокожего гонщика Формулы-1?» Поэтому от них я ожидал такой же реакции. Но теперь-то многие из них кусают локти… А когда герои фильма впервые поднялись на вершину горы со своими старыми санями, и все остановились — это было точно так же, как у меня с отцом. Мы приехали на соревнования, карт привезли в грузовике, а все соперники были снаряжены по высшему разряду. Мы были такие аматоры… Понимаете? Не то чтобы все замерли, но на нас смотрели искоса. Практически так же, как в фильме. Все просто пялились. «Чего они сюда приперлись?» Мы были единственной черной семьей. И так повторялось каждую неделю, когда мы приезжали на гонки.

— Как считаете, это помогло вам стать тем, кем вы являетесь теперь?

— Да, конечно. Там, где я рос, у меня постоянно возникали проблемы на почве расизма. В школе дразнили. Но это только подстегивало меня. Это как раны, полученные на поле боя, — что не убивает, то делает нас сильнее. Папа всегда говорил: «Заткни им рот на треке». Так что с самого первого дня я все доказывал во время заездов. «Пускай результаты говорят громче любых слов. Ты не обязан отвечать всем этим людям». Но знаете, дети постоянно кричали в мою сторону всякие гадости, учителя говорили: «Никакой гонщик из тебя не получится. Ты вообще ни на что не годишься». Все старались только унизить и затоптать.

— Вы трижды становились чемпионом мира, но все равно находятся люди, готовые вас покритиковать. Бывает ли такое, что вы прибегаете к словесным разборкам? Ведь кажется, что кое-кто никогда не признает ваши заслуги лишь благодаря выступлениям.

— Раньше меня это еще волновало, но с возрастом я понял, что не нуждаюсь в признании. Я сам прекрасно понимаю все, что мне нужно. Я знаю, что очень тяжело тружусь. Я придерживаюсь своих принципов. Люблю свою семью. Знаю, что представляю из себя как человек. Мне нравится моя жизнь. А люди, о которых вы говорите, просто не хотят, чтобы я радовался жизни. Многие думают, что гонщики Формулы-1 живут так: приходит домой, спит, просыпается, есть, дышит, тренируется — и все, больше ничего не делает. Никакой жизни. (смеется) Обо мне постоянно пишут какое-то дерьмо. Я там-то, делаю такие-то вещи, слишком много путешествую или еще что-нибудь. Но я действительно много путешествую. Куда больше, чем любой другой гонщик. Я развлекаюсь тогда, когда мне хочется, но мне всегда хватает времени на работу: когда нужно — я прихожу и побеждаю. И плевать, что обо мне говорят! Вот это мне нравится больше всего: когда приезжаешь на соревнования, выигрываешь, и все такие: «О, наверное, он и вправду молодец». (смеется)

— Оказывается, современное общество редко признает талантливых людей, пока они в расцвете сил? Мы чаще оцениваем их по заслугам только со временем.

— Наверное, это один из лучших вопросов, которые мне задавали. Думаю, мы действительно ценим многие вещи только тогда, когда их уже нет. И я не знаю почему. Всегда, как только кто-нибудь умирает, мы начинаем им восхищаться. Но эти люди ведь были такими и при жизни. Не знаю, как это объяснить. Такое уж у нас общество.

— Американская медиакомпания недавно купила Формулу-1 за 4,4 млрд долларов. Похоже, границы будут расширены на Северную и Южную Америку. Как Формула-1 должна это сделать?

— Даже не знаю, что вам сказать. Это очень крупный бизнес, но Формулой-1 руководят одни и те же люди на протяжении очень долгого времени. Они проделали великолепную работу, но плохо адаптировались к нынешним реалиям. На социальные сети вообще никто внимания не обращает. Например, даже мне запрещается снимать видео во время заездов. Я, конечно, все равно снимаю. (смеется) Но мне постоянно приходят письма с просьбами прекратить это. А в Америке из всего могут сделать нереальное шоу. Например, НБА, другие виды спорта — это все первоклассный развлекательный контент. Формула-1 должна вписаться в этот мир, ведь Америка — это как бы самое важное место в мире, даже в плане музыки, хотя и в других странах тоже хватает хороших артистов.

— Некоторое время вы встречались с Николь Шерзингер, ходили слухи о Рите Оре, Кенделл Дженнер, Джиджи Хадид, Барбаре Пелвин, Риханне, а в последнее время о звезде «America’s Next Top Model» Винни Харлоу. Скажите честно — есть какое-то приложение, которое выбирает, с кем из знаменитостей вы пойдете на свидание в следующий раз?

— (смеется) Да нет, но я бы от такого не отказался! Нужно его обязательно сделать.

— Как вы с ними знакомитесь?

— Ну, встречаю их где-нибудь, потом где-нибудь тусуемся вместе. Обычно сразу понятно, если намечается что-то серьезное. Например, Белла, Джиджи, Кенделл приезжали в Монако, мы вместе поболтали в групповом чате. Пофотографировались, выложили фото в этот чат — вот и дружба начинается. И мы уже как бы кореша, понимаете? Просто так получилось, что они все еще и красивые.

— Просто получилось.

— Да, так получилось.

— Я уже несколько раз видел ваши совместные фотографии с Мело — Кармело Энтони.

— Я просто вчера сидел рядом с его женой.

— В последнее время он все чаще высказывается о проблемах на почве расизма. Многие его за это уважают. Я знаю, Великобритания и Соединенные Штаты — это не одно и то же, но в плане расовых противоречий и там, и там похожая ситуация — а Мело не упускает возможности об этом поговорить. Учитывая всю критику в вашу сторону на протяжении карьеры, вы вообще можете найти в себе силы говорить о расовых различиях?

— Я в этом спорте уже очень давно, и всегда думал так: «Не нужно в это встревать. И болтать об этом лишний раз не стоит». Проблема присутствовала всегда, и, естественно, публичные люди находятся под защитой своих заслуг. Я вижу, что конца-края этим проблемам нет, и у меня есть собственная позиция. Но если уж и говорить что-нибудь, делать что-то, то нужно сперва убедиться, что это пойдет на пользу. Наверное, очень сложно соблюдать баланс в таких вещах. Мой вид спорта в основном «белый», и, безусловно, среди зрителей есть много людей, которые просто не готовы признавать «других», отличных от себя. Нужно просто быть с этим поосторожнее. Но теперь у нас есть социальные сети, благодаря которым мы можем вдохновлять и передавать свои знания младшему поколению, — от этого во многом и будет зависеть наше будущее.

Морис Пиблз, Complex Sports