В Барселоне все было дерьмово.

Немец Удо Латтек достал своими физическими упражнениями – на тренировках играли медицинским мячом, наполненным песком и весом в 8 кг. Сначала новичок не вписывался в тактический немецкий вариант, более всего напоминающий «бей-беги», затем у него обнаружили гепатит. Потом он пристрастился к кокаину, зато вроде бы начал обретать себя на поле, однако защитник «Львов» Андони Гойкоэчеа сломал ему лодыжку и нанес множество более мелких травм. На тренерский мостик пришел старый знакомый Сесар Луис Менотти, но авторитарный президент Хосеп Луис Нуньес объявил своему десятому номеру войну, и каталонская пресса, зависевшая от Нуньеса, буквально уничтожала аргентинского плеймейкера каждую неделю. В воздухе давно уже витала мысль покинуть эту зону бесконечного отчуждения, поэтому он уехал в Италию, выбрав Наполи. Он получал одну из самых больших заработных плат в мире, но тратить бабло не умел ни он, ни его финансовый советник.

Напоследок «Золотой мальчик» обозвал Нуньеса «гомиком-педофилом» (затем он дважды повторит эту свежую мысль в автобиографии, добавив еще несколько колкостей) и выплатил все задолженности по кредитам и прочим счетам, которые не проходили официально.
Прекрасный дом в Барселоне пришлось заложить, и он отправился на Апеннины без гроша в кармане, зато все теперь знали – Диего Армандо Марадона всегда платит свои долги.

Почему Наполи? Это был единственный клуб, приславший за ним самолет: «Значит, уважают», — восхищенно сказали бы в Аргентине. Ювентус, Милан и Интер предпочитали вести переговоры на расстоянии, вдобавок, Барселона рассматривала эти команды в качестве конкурентоспособных в еврокубках, а что до «Партенопейцев», то что с них взять? Марадона толком ничего не знал о Наполи, и «Неаполь» просто стал его второй ассоциацией к слову «Италия» — сразу после пиццы. Президент Ювентуса Джампьеро Бониперти обозвал его карликом, поэтому, оказавшись в Италии, Марадона первым делом счел нужным ответить ему через прессу: «Футбол тем и прекрасен, что дает исполнить мечту даже таким… карликам как я!» В Неаполе его встречал весь город, а во время презентации на Сан-Паоло люди сидели даже на лестницах между трибунами. Дебют состоялся в Вероне и был похож на холодный душ – 1:3, немецкий защитник Ханс-Петер Бригель, не видевший ничего, кроме колен аргентинца, и плакаты «Мойтесь!» и «Добро пожаловать в Италию!»

После игры Марадона спросил в раздевалке, что это значит, и после общего неловкого молчания узнал, что юг Италии считается в стране отсталым регионом, в котором живет сплошь немытая и малограмотная деревенщина. Ему понравился этот вызов – ведь он сам был выходцем из трущоб Лануса, провинция Буэнос-Айрес, где тоже, знаете ли, не каждый день принимают душ, попутно перечитывая Достоевского.

Начали, конечно, за упокой – 8 место в чемпионате, зато Эль Диего забил 14 мячей (из общих 34 неаполитанских), что сделало его настоящей иконой Сан-Паоло. Его популярность в городе зашкаливала, и ни о каких, скажем, походах в магазин не могло быть и речи. Неаполитанцы кричали ему на улицах: «Эй, Марадона! Я люблю тебя больше, чем своих детей!», а с клубной базы приходилось выезжать таким образом: двое работников резко открывали ворота, и оттуда на скорости вырывался автомобиль Эль Диего.

Вскоре неаполитанцы раскусили тактику аргентинца, поэтому болельщики преследовали его на мотоциклах – и все ради того, чтобы сказать ту самую фразу про детей. После первого сезона Марадона пришел к президенту «Партенопейцев» Коррадо Ферлайно («Открыл двери кабинета ногой», — высокопарно заметит Gazzetta dello Sport, а чего вы хотели от северной прессы?) и попросил купить голкипера Клаудио Гареллу из Вероны, защитника Алессандро Ренику из Сампдории и форварда Бруно Джордано из Лацио. Ферлайно, все еще пребывающий в шоке от прихода великого футболиста в свой скромный клуб, только согласно кивнул в ответ. Дебютные трансферные переговоры с Бруно Джордано «Золотой мальчик» провел сам, просто сказав тому на поле: «Хочешь играть за мою команду?» Форвард ответил: «Когда скажешь».

С тех пор это стало своеобразной традицией: после окончания каждого сезона Марадона общался с президентом на предмет трансферной политики.

На следующий сезон Наполи занял третье место, а сам Марадона стал чемпионом мира в Мексике, забив два исторических гола в одном матче против Англии. Каждый из этих голов получил свое имя и свою страничку в википедии – «Рука Бога» и «Гол Столетия». На гребне успеха с Марадоной связался новый владелец Милана Сильвио Берлускони – человек, буквально излучавший харизматическую успешность. «Я не знаю, сколько тебе платят в Наполи, — сказал он. – Но я дам в два раза больше». Он давал не только деньги – еще машину, квартиру в престижнейшем районе Милана и долю акций в своей компании. «На следующий день после сделки нас убьют, — ответил Марадона. – И меня, и вас».

Он выражался фигурально, но был прав: сумасшедший неаполитанский саппорт не простил бы ему перехода в клуб с Севера. Перед началом сезона президент спросил: «Диего, чего нам не хватает для чемпионства?» Марадона подумал и ответил, что, во-первых, везения, а во-вторых – Андреа Карневале из Удинезе. Мощный Ювентус начал терять необязательные пункты, а Карневале забил 8 мячей и стал вторым бомбардиром Наполи после десятого номера. В 1987 году Наполи впервые в своей истории выиграл Серию А, а Марадона через прессу не преминул обратиться к Джампьеро Бониперти, главному человеку в «Старой синьоре»: «Ну, и кто тут теперь карлик, а?!»
Услышь мой рев!

Наполи стал платить Марадоне 5 миллионов – совершенно бешеные деньги, еще примерно столько же давал доход от рекламы. При этом клубу не хватало денег на такие элементарные вещи, как, например, перестроение базы – в Соккаво были картонные стены и гараж на целых четыре (!!!) автомобиля. Один из них – коллекционный Ferrari F 40, первый экземпляр которого был подарен Диего Армандо Марадоне. До 1992 года Ferrari выпустила чуть больше тысячи таких суперкаров. У «Феррари» были, конечно, свои плюсы – по крайней мере, теперь Марадону уже совершенно точно не могли догнать болельщики на мотоциклах. Кокса и женщин в жизни «Золотого мальчика» становилось все больше, а наркотики и бессонные ночи, как известно, не слишком хорошо способствуют спортивным достижениям. Было время, когда Марадона даже отказывался приезжать на тренировочную базу – а его статус в клубе был таков, что ничего не мог сказать и президент, — запирался у себя в гараже, смотрел фильмы, жонглировал мячом, а под вечер занюхивал пару дорожек и отправлялся на какой-нибудь местный дискач. Любой другой футболист давно бы уже растерял форму, но Эль Диего выезжал на том, что было дано ему откуда-то свыше: на своем чудовищном, нечеловеческом таланте.

Официально все закончилось 17 марта 1991 года. Все вместе как кошмарный сон – матч с Бари, 1:0, допинг-проба, большие глаза членов комиссии, набранные капсом заголовки газет всего мира, 15 месяцев дисквалификации: плата за обнаруженный в организме кокаин. Так как Марадона довольно осторожно относился к кокаину и сам проводил анализы, дабы не спалиться, он посчитал это местью FIGC, Итальянской федерации футбола. Вскоре он уедет в Буэнос-Айрес, а потом в Севилью, где перезагрузки европейской карьеры уже не получится. Кармела Чинкуэграна, владелица крупнейшего борделя Неаполя, потом обмолвится, что тело Эль Диего в Кампании познало 12.000 женщин – не самая лучшая характеристика для семейного человека. Пресса напишет, что фанаты Наполи разделились на два лагеря – на тех, кто за аргентинца и на тех, кто против, но СМИ опоздают с этим заявлением: саппорт «Партенопейцев» разделился на два лагеря еще раньше.

Точная дата – 3 июля 1990 года.

Это был день, когда проходил полуфинал итальянского Мундиаля-1990. Сборная Италии, один из фаворитов турнира, встречалась с никакущей Аргентиной, которую буквально тащил по турнирной сетке хромой (до начала турнира отслоился ноготь на большом пальце правой ноги, что вызывало жуткие боли), наркозависимый капитан – Эль Диего. Дополнительную подоплеку матчу придавало то обстоятельство, что встреча должна была проходить в Неаполе, и местный саппорт просто разрывался, не зная, за кого ему болеть, ведь Марадона всегда был для них богом.

Сам Диего перед игрой залил бензином пороховую бочку, заявив, что Неаполь будет болеть за Аргентину, поскольку «Италия всегда стеснялась своего Юга, и Юг никогда не был частью Италии». Некоторые болельщики поддерживали Марадону, некоторые Скуадру Адзурру, и сходящий с ума от невозможности выбора Сан-Паоло встретил команды баннерами: «Диего, Неаполь любит тебя, но Италия – наша Родина!» и «Италия – в хорах! Марадона – в сердцах!» Внешне стадион поддерживал итальянскую сборную, но и болеть против Марадоны болельщики попросту не могли. Матч завершился вничью 1:1, а в серии послематчевых пенальти Эль Диего забил решающий гол с «точки».
Сразу после этого фанатский Сектор Б, словно по инерции, взорвался аплодисментами – они не могли иначе реагировать на мячи капитана Наполи.

«Неаполь больше не любит меня», — с горечью заявил он после допинг-скандала. Это было неправдой. Неаполь был словно маленькая Аргентина: в сознании и сердце города слишком прочно засел монументальный образ своего маленького лидера. В 1992 году Марадона прилетел в город инкогнито, дабы оформить сделку по продаже дома. Подписав необходимые документы, он отправился в аэропорт Каподикино – небритый, в черных очках, с явным лишним весом и бейсболке – в общем, внешне бесконечно далекий от того футболиста, которого привыкли видеть на футбольном поле.

Кто-то тронул его за плечо, и Марадона обернулся, готовый ко всему.
Он увидел старика, работника аэропорта, толкающего грузовую тележку из одного терминала в другой.

«Эй, Диего, — сказал старик. – Я люблю тебя больше, чем своих детей».