Sportarena

Мария Шарапова. Вперед в неизвестность

Мария Шарапова - о своем возвращении в теннис после 15-месячной дисквалификации.

Мария Шарапова. Вперед в неизвестность - Теннис

Мария Шарапова, Getty Images

Перед первой игрой после дисквалификации мне казалось, что все окружающие хотят услышать только об одном: что я буду чувствовать. Друзья, семья, даже журналисты на нескольких пресс-конференциях перед возвращением чаще всего задавали мне один и тот же вопрос: «Мария, что вы будете чувствовать?»

И ответ мой оставался неизменным: «Понятия не имею».

И это была чистейшая правда. Я просто… не имела ни малейшего представления.

Буду ли я нервничать? Буду ли я рада в тот момент? Уверена в себе? Осторожна? Счастлива? Печальна? Любима? Ненавидима? Испытаю я облегчение или страх? С одной стороны, это так просто — описать или даже предсказать какое-то чувство. Такой простой вопрос. Но с другой стороны… Это казалось мне совершенно непостижимым. Как будто все возможные эмоции этого мира, все до единой будут поджидать меня в тот вечер в Штутгарте, когда я вернусь на корт после перерыва длиною в пятнадцать месяцев.

Думаю, сперва я инстинктивно пыталась подготовиться к каждой из них. Сначала у меня в голове проносилось что-то вроде: «Ну ладно, как я отреагирую, если испытаю какое-то ощущение? А что, если будет иначе? А если так, так или так?» И тому подобное. А почему бы и нет? В конце концов, это моя работа — готовиться к матчам, тренироваться и выжимать из себя максимум в нужный момент.

Но довольно-таки скоро я, наверное, поняла, что такого рода подготовка ничего не принесет. Просто все… будет, как будет. Как бы я ни старалась, к грядущим событиям подготовиться было просто невозможно. Я могла попытаться угадать, могла представлять себе все, проигрывать в голове каждый возможный вариант развития событий. Но, в конце концов, будущее предугадать невозможно.

Я поняла, что у меня просто нет выбора: придется лишь выйти на корт, глубоко вздохнуть и встретиться лицом к лицу с неизвестностью.

Мои отношения с неопределенностью всегда складывались непросто.

Мария Шарапова, Getty Images

Как теннисистка — хотя, я уверена, что это касается и многих других профессий — я часто оказываюсь в эпицентре сражения, перетягивания каната между определенностью и неопределенностью. Естественно, определенность присутствует в моих ежедневных делах: занятия в спортзале практически без отдыха, постоянные тренировки, все время приходится быть в разъездах, спать в каком-то новом месте, каждый день по полчаса ездить к корту на машине, слушая самую разную музыку. Кажется, что календарь превращается в цикл постоянных повторов, стоит тебе только на мгновение закрыть глаза.

Но, как бы странно это ни звучало, у такой рутины есть и неопределенная сторона. На каждом турнире свои мячи. На каждом турнире свое покрытие. Каждый день приходится сталкиваться с новым соперником. Погода тоже меняется каждый раз. И как подготовиться ко всему этому? Ты не забыла о пресс-конференции? Как она прошла? Когда следующая игра? Против кого? А какой следующий турнир? Получается ли у тебя выполнять поставленные задачи? И так далее, и тому подобное.

После пятнадцати лет этой рутины, после пятнадцати лет одновременной определенности и неопределенности… Что я могу сказать? Это длилось о-о-очень долго. Правда, ощущение довольно-таки странное: будильник, распорядок дня, календарь — и ни секунды на передышку. При этом постоянно кажется, что ты каждый раз все начинаешь с нуля.

Даже в этой конкретной ситуации, готовясь к первой игре после пятнадцати месяцев дисквалификации, я испытывала те же чувства.

С одной стороны, я уже проходила это раньше: в 2008 году мне делали операцию на плече. Такое же длительное восстановление. Но тогда я хотя бы знала, что могу долго оставаться вне игры, а потом вернуться на свой уровень.

Но, с другой стороны, я чувствовала, что в этом вынужденном отдыхе есть что-то особенное. Что-то неповторимое есть в отстранении от игры, в критике, в пристальном внимании прессы, эмоциях. Практически невозможно судить о чем-либо со стопроцентной уверенностью, пока ты сам через это не прошел. За эти пятнадцать месяцев я поняла, что мне придется возвращать не только физическую, но и психологическую форму.

Меня ждало известное и неизвестное. Мне нужно было не только физически вернуться в игру, но и поверить в реальность происходящего.

Накануне моего первого матча после возвращения я разговаривала со своей мамой. Она обычно ездит со мной, но никогда не приходит посмотреть на игру. Серьезно — за десять лет она, в лучшем случае, посетила три моих матча. Но это она не со зла. Думаю, просто атмосфера турнира, раздевалки игроков, трибуны и тому подобное… все это не для нее. Короче говоря, накануне матча мы с мамой просто болтали — ничего особенного, обычный рядовой разговор обо всем подряд между мамой и дочерью. И вот мы уже закруглялись, я собиралась возвращаться в номер и ложиться спать… И вдруг спросила ее ни с того, ни с сего: «Мам, а может, придешь завтра на игру?»

Я до сих пор до конца не понимаю, почему я это сказала. Бывает иногда: начинаешь говорить, не понимая о чем, а понимаешь, только когда договоришь до конца.

Мама думала всего пару секунд. А потом взглянула на меня и сказала: «А знаешь что? Давай. Да, я приду».

И я такая: «Ну ладно».

Всего одна короткая, незначительная ситуация — даже и разговором-то назвать сложно. Но как только это произошло, я поняла, как важно это было для меня. Конечно, я и так понимала, что этот матч будет существенно отличаться от всех предыдущих. И, вместо того, чтобы убегать или прятаться, часть меня решила… пойти ва-банк. Как бы: «Да. Окей. Этот матч будет не таким, как раньше. Но хотя бы одно из этих отличий будет зависеть от меня».

Я пожелала маме спокойной ночи, и мы договорились встретиться на следующий день. Спала я крепче, чем когда-либо в своей жизни.

Сейчас я вам кое в чем признаюсь: мне нравится быть слегка загадочной.

Мария Шарапова, Getty Images

Я никогда не хотела быть известной всем или любимой всеми, не надеялась, что меня все поймут. Иногда мне кажется, что в этом есть что-то от старой школы. Вот, например, я заметила, что в последнее время почти у всех игроков появилась одна и та же привычка: уходя с корта, они направляются в раздевалку, а затем сразу же — даже не переодевшись и не приняв душ — они хватают телефон, заходят в твиттер и проверяют упоминания о себе.

Я начала замечать это несколько лет назад и была просто поражена. Это же… Это просто Машина Мнений или Машина Признания, она поглотила всех и вся. Кто знает — возможно, это я чего-то не понимаю. Может быть, это по-своему прекрасно. Но, в любом случае, это не для меня.

Хочу ли я, чтобы люди твиттили обо мне, разговаривали обо мне, интересовались мной или приходили посмотреть, как я играю? Ну конечно же. Зачем прибедняться: все, что у меня есть, я заработала своим трудом. А внимание общественности — это неотъемлемая часть такой жизни. Мне всегда хочется принимать участие в важных матчах, а к ним, понятное дело, всегда приковано повышенное внимание. Но есть существенная разница между вниманием и признанием. И в этом плане я всегда чувствовала, что немножко отличаюсь от остальных. Я не хочу знать, что люди обо мне говорят. Достаточно и того, что они просто говорят.

Но я заметила одну вещь: иногда люди путают загадочный имидж и неуязвимость. В последнее время я все чаще и чаще над этим задумываюсь. Ведь, честно говоря, мне постоянно кажется, что я очень ранимая, как и все остальные. А стены, которыми я себя окружила и закрылась от мира… Не такие уж они и непреодолимые, как многим кажется. Кое-что до меня все-таки доходит и очень сильно бьет по моему самочувствию.

Во-первых, у меня хорошая память и от амнезии я не страдаю. Я в курсе, что обо мне говорили мои коллеги, как сильно некоторые из них поливали меня грязью в прессе. Если ты обычный человек, и у тебя в груди, как и у всех остальных, бьется сердце, на подобные вещи очень сложно не обращать внимания. Вряд ли кому-либо на моем месте не было бы обидно или больно в душе.

Но в то же время… Я всегда пыталась быть доброжелательной к критикам вообще — о ком бы ни шла речь, о какой бы ситуации мы ни говорили. Мне никогда не хотелось отвечать обидчикам гадостями — их же собственным оружием. Для меня это всегда было очень важно. Наоборот, я старалась отвечать любезностью — этому я научилась у своей мамы, самого элегантного и вежливого человека на свете. Я всегда пыталась вести себя достойно со своими критиками, показывая им, показывая всем, что так тоже можно поступать.

Getty Images

Но никто не говорит, что это простой путь. Уж поверьте мне — куда проще было бы вести себя именно обратным способом. Так легко было бы входить на пресс-конференцию, садиться у микрофона и отвечать на все-все вопросы о том, что мои коллеги наговорили обо мне, отвечать им тем же — критиковать, унижать, отбиваться, бросаться грязью. Ведь мой внутренний боец…

Сейчас вы удивитесь: многие этого обо мне не знают, но я очень люблю бокс. Еще с раннего детства бокс для меня был вторым любимым видом спорта после тенниса. Я постоянно смотрела бокс по телевизору, я занималась боксом вместо кардио-тренировок. И больше всего мне всегда нравилось одно и то же: выходить на ринг. В эти моменты я всегда была очень спокойна и в то же время очень напряжена. А затем следовал поединок — ритмичный и величественный.

Вот и я думала на всех этих пресс-конференциях, как просто было бы представлять, что я нагибаюсь, проскальзываю между канатами и выхожу на ринг спарринговать. Потанцевать вокруг, проверить соперника джебом, провести парочку комбинаций и поставить точку.

Но меня подобные вещи просто не интересуют. Теннис — вот где раскрывается мой внутренний боец. Это решение я приняла, будучи еще маленькой девочкой, и не меняла его до сих пор.  А весь этот негатив за пределами корта… Это просто не для меня. Сложно объяснить почему. А еще сложнее понять самой. Согласна. Это что-то внутреннее. Но, как бы там ни было, я правда очень уважаю и восхищаюсь всеми своими коллегами, в том числе и моими яростными критиками.

Надеюсь, что они когда-нибудь изменят свое мнение обо мне и наконец-то проявят должное уважение.

Но есть и другая сторона моей ранимости, которую я открыла для себя в последние несколько месяцев — она не имеет ничего общего ни с критикой, ни с моими коллегами. Это связано с фанатами.

Сама идея о том, что у меня есть фанаты, далась мне не так-то просто. И уж тем более не сразу появилось желание им открыться. Я не говорю, что не ценила их, — скорее наоборот, конечно же. Я люблю своих болельщиков и знаю, как важна была их поддержка для моего успеха. Все это я прекрасно осознаю.

Но одно дело быть в курсе… а другое — действительно знать.

Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что до этой дисквалификации и последующего возвращения я по-настоящему не осознавала, как много для меня значат мои фанаты на глубоком, человеческом уровне.

Когда я говорю «человеческий» уровень, то имею ввиду такие качества, как преданность. Для меня преданность — это одна из важнейших характеристик любого человека. Без преданности любые отношения ничего не стоят. И только когда проходишь через разные ситуации, взлеты и падения, только тогда действительно понимаешь, насколько преданы тебе твои люди. Многие готовы быть с тобой, когда ты на вершине, но они же первыми начнут поливать тебя грязью, как только обстоятельства поменяются.

Мария Шарапова, Getty Images

Забавно, что мы часто думаем об этом в контексте дружбы, бизнеса и тому подобных вещей. Но, признаюсь вам, за два последних года больше всего меня тронула преданность других людей — моих фанатов.

Когда стали известны новости… они меня не бросили. После оглашения вердикта… они меня не бросили. Пока я оставалась вне игры… они меня не бросили. А когда я вернулась на корт…

Поверьте, этого я не забуду до конца своей жизни.

Обычно я приезжаю на турнир пораньше. Но на первом турнире после возвращения мне слегка не повезло: из-за того, что дисквалификация закончилась в тот же день, когда проходил мой матч первого круга, у меня не было возможности потренироваться на месте до самого последнего дня. А это значило, что моя первая официальная тренировка — на внутреннем центральном корте — не сможет пройти раньше, чем за несколько часов до матча. А из этого, в свою очередь, следовало, что в то утро на тренировке будет очень и очень много журналистов. Короче говоря, утро обещало быть напряженным.

Но ничего страшного. Вокруг одного корта собралось больше журналистов, чем я видела за всю свою жизнь… Но сама тренировка прошла хорошо. В этой ситуации чувствовалось что-то… негативное, что ли. Вся тренировка получилась слегка натянутой, немного показушной. А при таком раскладе удовольствие от процесса получить довольно-таки трудно.

Но чуть позже в тот же день я вышла на один из тренировочных кортов поменьше, чтобы развеяться перед матчем, сделать парочку подач. Не больше, чем 25-минутная тренировка — ничего серьезного. И как только я туда пришла… Даже не знаю, что сказать. Это было как будто… Огромнейший эмоциональный всплеск, я даже не могу его толком объяснить.

Сразу же, едва заметив меня, возле корта собралась кучка моих фанатов, они стали наблюдать за тренировкой. И у всех были российские флаги… и самодельные плакаты «С возвращением, Мария»… Все хлопали, кричали, подбадривали меня до самого конца.

Обычно на тренировках мое внимание сконцентрировано, как луч лазера, особенно в непосредственной близости перед матчем — но в тот раз, признаюсь, я даже немного растерялась. Само осознание того, что эти болельщики… выбрали меня, из всех остальных игроков… а потом оставались со мной, не бросили после всего случившегося… а потом потратили свое собственное время на то, чтобы нарисовать эти плакаты… а потом приехали сюда, пришли именно на этот тренировочный корт, чтобы поддержать меня, дать знать, что они здесь. Внезапно меня так поразили эти плакаты… Подобного раньше не случалось.

Я работала на корте, тренировалась, но в голове только и делала, что представляла, как эти девочки у себя дома ищут нужный клей, правильные блесточки, подбирают правильные слова, которые хотят написать. И все это они делают для меня. Надеюсь, я понятно объясняю. В тот момент я была просто ошарашена. Это было очень трогательно. Мне лишний раз напомнили — после первой тренировки перед десятками камер, — ради кого я действительно играю в теннис.

И теперь мне кажется, что пришла моя очередь чем-то их отблагодарить. Потому что если я и хочу чего-нибудь достичь на следующем этапе карьеры, то это вот что: я хочу стать игроком и человеком, который достоин того, чтобы за него болели. Особенно такие преданные и прекрасные фанаты, как у меня. Которые будут поддерживать меня, несмотря ни на что.

Забавно, как все меняется.

Думаю, многим раньше казалось, что у меня есть все. И поэтому, наверное, меня очень сложно порадовать чем-то новым.

Но поверьте, совсем недавно, в один конкретный момент я была на седьмом небе от счастья.

Это было несколько месяцев назад, в одно прекрасное майское утро.

Я выступала на Italian Open, и уже выиграла матч первого круга. Это был мой третий турнир после возвращения. Я чувствовала, что потихоньку ко мне возвращается уверенность в собственных силах. Теперь-то я понимаю, что вряд ли было разумным решение принять участие в трех турнирах подряд после перерыва в 15 месяцев. (Ну ладно, «вряд ли» — это не то слово. Скорее было так: «Ты чего, Маша, о чем ты вообще думаешь?») Но я была очень рада, что вернулась в игру. Вы когда-нибудь не ложились спать всю ночь просто потому, что вам было весело и не хотелось, чтобы это заканчивалось? Почти такое же чувство было у меня на этих трех турнирах. Казалось, мое тело способно протянуть на одних только радостных эмоциях, без еды и воды. В любом случае, после двух сетов в Риме я чувствовала себя отлично.

Мария Шарапова, Getty Images

Матч второго круга у меня был вечером, в итальянский прайм-тайм — 7:30 вечера. Поэтому утро у меня выдалось свободное, можно было посвятить его себе. Я проснулась чуть позже, чем обычно, позавтракала в номере. С моей комнаты открывался прекрасный вид: с холма, на котором стоял отель, было видно весь город. Ватикан, Колизей… Все перед моими глазами… Как будто на расстоянии вытянутой руки. Погода была идеальная — как всегда в мае в Италии. Птички пели. И ко всему этому вишенка на торте: вот-вот должны были озвучить решение по уайлд-кард для меня на French Open. Это не могло меня не радовать.

Возможно, я слишком уж приукрашиваю этот момент. Честно говоря, это утро и вправду не так уж сильно выделялось среди других. Просыпаешься в чужом городе, завтракаешь и готовишься к тренировке. Что тут необычного? Но в этот день все, что даже отдаленно касалось моей теннисной рутины, для меня было особенным. Внезапно… У меня пропало ощущение, что я занималась этим пятнадцать лет. Наоборот, как бы странно это ни звучало, мне казалось, что этот этап своей жизни я проживаю заново, в первый раз. Мне было интересно находиться в отеле, я гордилась тем, что прошла во второй круг, не могла дождаться решения по уайл-кард — такого букета эмоций я не испытывала уже давно.

Помню, тем утром я просто проснулась… и была так счастлива из-за всего этого. Как будто все наконец-то встало на свои места и я все делаю правильно.

Ну а потом все пошло наперекосяк. К концу этого дня я проиграла матч (пришлось покинуть корт из-за травмы), улетела из Рима и выбыла из French Open и Уимблдона заодно, хотя тогда я еще об этом не знала.

По сути, единственное, из чего я не выбыла к концу того дня, это аппарат МРТ — оказалось, что у меня полный разрыв мышцы бедра. Забавно все сложилось, неправда ли? Птички все еще продолжали петь, но я их уже не слышала.

Не буду лгать: я была очень подавлена. Это было так несправедливо: после долгих пятнадцати месяцев вне игры я наконец-то сделала хоть какой-то шаг вперед… чтобы потом сделать два шага назад.

Мария Шарапова, Getty Images

Пропустить French Open и Уимблдон второй раз подряд, снова выбыть из строя… Казалось, кто-то просто неудачно надо мной пошутил. Я уверена, что некоторые мои критики сейчас читают этот текст и думают: «Карма». Если они сами в этом убеждены, флаг им в руки. Но в тот момент у меня было совершенно другое ощущение. Это уж точно была не карма — тот вечер, та невыносимая боль, тот аппарат МРТ. В тот вечер… мне просто хотелось играть. Мне было очень обидно. И это чувство долго не оставляло меня.

Но потом мне стало хорошо. Не из-за травмы, конечно, а из-за того, что следовало за ней. А за последовало то, что я заново открыла — или еще раз подтвердила — в себе одну вещь. Чувство неопределенности на каждом углу… Чувство, когда приходится снова и снова нырять… в полную неизвестность… Эти ощущения я просто обожаю.

Я поняла, что, сколько бы я ни тосковала по комфорту и привычным делам своей старой теннисной жизни, еще больше я тосковала по дискомфорту и недостатку этих привычных дел. Я тосковала по чувству, которое дарит теннис… Сложно найти слова, чтобы его описать. Возможно, это «жесткая любовь».

Теннис изолирует тебя от остального мира, изматывает, мучит, испытывает твою силу воли самыми что ни есть жестокими способами. Но если вам все-таки удается через это пройти… Тогда теннис наградит вас такими богатствами, о которых вы даже не мечтали.

Если достаточно сильно любить теннис, рано или поздно он ответит взаимностью.

И хотя эти два последних года получились еще более трудными — намного более трудными, чем я ожидала… Моя любовь к игре ни на йоту не ослабела. Даже наоборот — стала еще сильнее.

Сейчас я готовлюсь к североамериканскому сезону на жестком покрытии. Он один из моих любимых. Я буду играть в Стэнфорде, затем в Торонто. И я отдам на корте все свои силы. Посмотрим, как сложится мое лето после этого. Ясное дело, я что-то выиграю, что-то проиграю. Уверена, сразу же объявятся десятки моих критиков. И тысячи фанатов. Но, в конце концов, чего гадать-то? Когда речь заходит о теннисе со всеми его недостатками и преимуществами, я уверена только в одном.

Мне его не хватало.

Мария Шарапова, The Players Tribune


Добавьте «sportarena.com» в свои избранные источники Google News (просто нажмите звездочку)

Источник: Sportarena.com

Рейтинг записи: 12345


Рейтинг букмекеров
#букмекерописаниебонусоценкасайт
1 Фаворит обзор 10 000₴ + 300 FS
5
РЕГИСТРАЦИЯ
2 Vbet обзор до 150 000₴ + 500 FS
4.7
РЕГИСТРАЦИЯ
Или аккаунт Sportarena